Шальная музыка - Страница 33

Внимательно слушая Езерского, Бирюков вспомнил печальное лицо Любы Зуевой и не мог поверить в такое перевоплощение. Вести себя так смело и непосредственно могла, пожалуй, Даша Каретникова, насколько ее заочно представлял Антон, но не Люба Зуева. Стараясь рассеять сомнение, Бирюков показал фотографию Каретниковой:

— Это не Люба?..

Езерский отрицательно повел головой:

— Извините, портреты таких отчаянных девиц печатают на обложках журнала «Секс». Люба выглядит постарше. У нее приятное лицо, аккуратная прическа и скромная одежда.

— При встрече сможете ее узнать?

— Конечно.

Антон посмотрел на часы:

— Через двадцать минут будет электричка. Не согласитесь съездить со мной в райцентр, чтобы встретиться с Зуевой?

— Люба разве не в Новосибирске живет?

— Живет там, но сейчас должна быть в райцентре. Это ее брата убили.

— Да?.. — удивился Езерский — Не надо ждать электричку, у меня «Волга» на ходу.

Глава XIII

Квартира Зуева оказалась на замке От соседей Бирюков узнал, что Люба сразу после похорон уехала с подругами. Обещала вернуться через неделю, чтобы решить вопрос с квартирой и имуществом брата. Когда Антон невесело рассказал об этом Езерскому, тот внезапно предложил:

— Поедемте в Новосибирск, мне все равно делать нечего.

— В таком случае предварительно заедем в отдел милиции, — Бирюков, садясь в машину, поставил к себе на колени магнитофон, изъятый у сторожа Натылько. — Надо оставить эту музыку, чтобы не таскать с собой.

Ни в райотделе, ни в прокуратуре по делу Зуева ничего нового не добавилось. Как сказал Слава Голубев, никаких концов в райцентре не было Бирюков и сам отлично понимал, что концы надо искать в Новосибирске.

Управляемая Езерским «Волга» легко катила по ровной асфальтированной дороге. Изредка с коротким посвистом мимо проносились встречные грузовики и легковые машины. От монотонной езды укачивало, клонило в сон. После длительного молчания Езерский внезапно спросил:

— Можно вам задать несколько щепетильных вопросов?

— Задавайте, — ответил Антон.

— Интересно, следственные работники испытывают удовольствие от своей работы или ими движут иные мотивы?

— Видите ли, Валентин Александрович… — Бирюков задумался. — Следователь, получающий от своей работы удовольствие, — человек не вполне нормальный, более того, опасный. Что касается движущих мотивов, то пожалуй, основной из них — это восстановление попранной справедливости.

— Справедливость легко нарушить, но значительно труднее восстановить.

— Правильно. Зато, когда порок наказан, наступает чувство удовлетворения от того, что зло пресечено и быть может, больше не повторится.

— Извините, но в основном вы срываете вершки. Корни же преступные остаются.

— К сожалению, так. На ликвидацию всех корней у нас не хватает сил. Если они укреплялись десятилетиями, то как же их вырвать одним махом?..

Езерский вздохнул:

— Вам приходилось бывать за границей?

— Нет.

— Почему?

— Во-первых, даже туристические зарубежные поездки оперативным работникам милиции раньше были запрещены, а во-вторых, меня туда никогда не тянуло и теперь не тянет.

— Напрасно. Как ныне модно стало говорить, за бугром есть что посмотреть и чему поучиться. Я побывал в очень многих странах, но нигде не видел такого разгильдяйства, как в родном Отечестве. Приезжая домой в отпуск, каждый раз поражался беспечному благодушию соотечественников и творящимся здесь безобразиям. При полунищенском существовании народа — вызывающая роскошь руководящей элиты!.. Прямо как в Древнем Риме, воровство и взяточничество у нас стали почти узаконенной привилегией знати. Даже милицейские генералы и те заворовались! Отчего это?..

— От упомянутого вами благодушия. Точнее сказать, от беспросветной апатии народа. Мы ведь до самого последнего времени жили не по законам здравого смысла, а по историческим предначертаниям гениальных вождей, ведущих страну от победы к победе.

— Социализма?..

— Разумеется.

— Это при пустых-то полках магазинов?

— Ну тут дело принципа, которым мы никак не можем поступиться.

— Да-а-а… — Езерский опять вздохнул. — Грустно жить в апатичном обществе. Уже не секрет, что, скажем, те же коррумпированные генералы преследовали честных людей, стремившихся сделать государству пользу. Не вредительство ли?..

— Нет, элементарная подлость. Обгадившийся человек как рассуждает?.. Если у меня не вышло остаться честным, то куда ты прешь, зараза?! Принципиальность порядочных людей раздражает преступника, оскорбительна для него даже по личным соображениям.

— В прессе несколько раз мелькало сообщение, будто бы жив бывший следователь-лейтенант, который издевался над академиком Вавиловым. Теперь — полковник в отставке. Имеет роскошную столичную квартиру, получает хорошую пенсию, грудь в орденах. Интересно, как он себя чувствует?

— Думаю, неуютно.

— Почему бы не посадить его за решетку, чтобы осознал на какие адские муки обрекал невинных людей?

— Я совершенно не знаю этого человека.

— А если бы знали, что он негодяй, да будь ваша власть?.. — не отставал Езерский.

— Определил бы ему такую пенсию, чтобы еле-еле сводил концы с концами. Но сажать за решетку не стал бы. Я против лозунга: «Кровь за кровь».

— А как же насчет ответственности?.. Ведь безнаказанность развращает…

— Все в свое время. После драки глупо кулаками махать.

Езерский замолчал, и Антону показалось, что Валентин Александрович с ним не согласился. Впереди замаячили пригородные строения Новосибирска. Сразу возрос поток встречных машин. Большой город словно выдавливал из себя ревущий и фыркающий копотью длинный хвост.