Шальная музыка - Страница 19

— Но алкоголик может выпить из другой посуды, — сдерживая улыбку, возразил Бирюков.

Лицо Дремезова перекосилось, словно от внезапного приступа зубной боли:

— Это я уже слышал тысячу раз от других оппонентов. Суть метода заключается в том, что электрошок убивает в коре головного мозга аккумулятор памяти об алкоголе. Мое горе заключается в том, что я опередил время. Медицинские рутинеры встретили новинку в штыки. Все признают, что в мировой практике нет аналогов моему методу, что он оригинален, однако никто не хочет взять на себя ответственность за проведение широкого эксперимента. Даже друзья, и те относятся ко мне с недоверием. Много раз уговаривал Зуева полечиться от энцефалита электрошоком. Не соглашается ни в какую!.. Парень умный, но без творческой искорки. Просил его оформить мой метод музыкальным сопровождением. Тоже отказался, дескать, гроб с музыкой получится… Куда я только не писал!..

Дремезов вновь раскрыл папку и, видимо, стараясь что-то отыскать, принялся перекладывать листы с грифами центральных и областных газет, облздравотдела, облисполкома. Министерства здравоохранения, каких-то научно-исследовательских институтов. Это были официальные ответы Дремезову из разных инстанций, и Бирюков поразился тому, какое множество занятых людей втянул в бессмысленную работу вокруг своего «изобретения» одержимый навязчивой идеей человек. Стараясь избавиться от пустого разговора, Антон несколько раз попытался заговорить о Зуеве, но Дремезов упорно возвращался к своему «горю от ума».

Спас Бирюкова вошедший во дворик высокий представительный старик в фетровой зеленой шляпе и в мешковатом, как пижама, коричневом костюме. Опираясь на резную трость, он нес в свободной руке авоську с батоном. Дремезов, едва заметив старика, быстро завязал тесемками папку. Будто сожалея о прервавшемся разговоре, просипел:

— Вот и Ефимыч…

У беседки Ярославцев то ли из любопытства, то ли, чтобы передохнуть, остановился. С лукавым прищуром посмотрел на Дремезова:

— Опять плачешься, Женя?

— Что значит плачусь?.. — обиделся тот. — Сколько можно мариновать мою жалобу?! Великая держава ведь гибнет!..

Старик шутливо пристукнул тростью:

— Не позволим погибнуть! У кого сегодня был на приеме?

— К профессору в мединститут ходил. Не принял, бюрократ! На завтра встречу отфутболил. А меня завтра в колхоз на картошку посылают. Черт знает, когда теперь свободный день выкроится…

— Не переживай. У бога дней много.

— Тебе, Ефимыч, шуточки, а у меня уже нервы на пределе…

Дремезов рассерженно встал и, размахивая папкой, устремился к дому. Проводив его сочувственным взглядом, Ярославцев недоуменно посмотрел на Бирюкова, явно спрашивая: «Что у вас нашлось общего с больным человеком?»

Бирюков представился, назвав свою должность. В голубоватых, по-стариковски мудрых глазах Анатолия Ефимовича отразилось нескрываемое удивление. Он устало сел на скамейку и полувопросительно проговорил:

— Чем могу быть полезен…

— Случилась беда, Анатолий Ефимович. Леву Зуева убили, — напрямую сказал Антон.

Кустистые с густой проседью брови Ярославцева вздернулись:

— Что вы говорите?! Вероятно, глупая случайность?..

— Разбираемся. Хотелось бы знать: как Зуев жил в Новосибирске? Не было ли у него здесь каких-то завистников или врагов?..

— У Зуева, враги? Невероятно! Лева мухи не обидел. Что касается зависти, то… вряд ли можно завидовать парню, ставшему инвалидом в самом начале жизни.

Ярославцев покачал головой и медленно, будто припоминая, начал рассказывать о своем недавнем соседе. По словам Анатолия Ефимовича, Зуев был очень застенчив и ни с кем близко не дружил. Оформившись на инвалидность, он вообще целыми днями возился в своей квартире с разной аппаратурой. Что-то паял, клепал, монтировал, клеил.

— А любовь у Зуева была?.. — намекнул Бирюков.

— Имеете в виду Дашу Каретникову? — спросил Ярославцев. — В такую энергичную натуру трудно не влюбиться. Не знаю, как она общается со сверстниками, но с пожилыми людьми — сплошное обаяние.

— За что же Дремезов окрестил ее «Грубияночкой»?

— Однажды отхлестала Женю по щекам за хамство. Женя интеллигентен только тогда, когда дело касается пропаганды собственного «изобретения». В других случаях — опустившийся человек. Да и с психикой у Дремезова не все ладно.

— И все-таки я слышал о Каретниковой не совсем приятное, — опять сказал Антон.

— Видимо, вам рассказывали, каким безнравственным способом она завоевала себе квартиру? Способ разумеется, из рук вон выходящий, только если задуматься, все имеет свое объяснение. Объясним и поступок Даши.

— Вы оправдываете ее?

— Ни в коей мере!.. — Ярославцев нахмурился. — Просто обращаюсь к здравому смыслу. С годами у нас накопилось множество противоречий! Говорим о бережливости — сами допускаем вопиющее расточительство. Ратуем за принципиальность — миримся с беспринципностью. Провозглашаем социальную справедливость, а на деле живет лучше не тот, кто хорошо работает, кто честен, а тот, кто научился ловчить и приспосабливаться. Учтите, все это происходит в открытую, на глазах молодых людей, которые рано усваивают обывательскую мудрость: «Хочешь жить — умей вертеться». Не так ли?..

— В принципе — так, — согласился Антон.

— Давайте рассуждать дальше. Дурное воспитание у нас начинается со школы, где искусственно повышают уровень успеваемости. Ставя удовлетворительную оценку за плохие знания, ребенка буквально с первого класса приучают иметь больше, нежели он заслуживает… — Ярославцев на секунду задумался. — Каретникова — одна из тех, на ком с детства отпечатались школьные грехи и частнособственнические пороки взрослых. Будучи от природы неглупой, имея неплохие внешние данные, она с первых самостоятельных шагов сообразила, что честным путем жить значительно труднее, и пошла по жизни напролом. Правда, завоевав квартиру, Даша вроде бы растерялась, притихла, но заложенная в ней природой энергия так и клокочет.